Традиции поморов кольского полуострова. Поморские обычаи. От рыбы до жемчуга - поморские промыслы

Многое о характерных чертах любого народа могут рассказать его обычаи, обряды, особые приметы. Расскажем немного и о них.

Многое о характерных чертах любого народа могут рассказать его обычаи, обряды, особые приметы. Расскажем немного и о них.

Хорошо известна поморская традиция не бросать мусор ни в реку, ни в море.

К местам лова поморы также относились особо. На каждой тоне - избушка на море или реке, где летом жила и промышляла семья или несколько семей - стоял крест «на добычу» - чтобы лучше рыба ловилась. Проходящий мимо обязательно молился. Во время летнего промысла, когда на тоне «сидели» семьями, любого прохожего встречали хозяйки и кормили до отвала. Угостить случайного человека - благо, это было не только проявлением гостеприимства, но и заклинанием удачи, достатка.

При совершении купли-продажи из рук в руки передавали «пополнок» - какую-нибудь вещь («яйцо», «нож рыбьего зуба», шапку), символически скрепляющую сделку.

Специальные обряды были посвящены уходу охотников на опасный зверобойный промысел. В церкви заказывали молебен «за здравие», пекли и давали с собой специальную пищу «ужну» и «тещник». Наличие особого названия и связь его с родовыми традициями («тещник» пекла теща) скорее всего, свидетельствует о придаваемом этой пище ритуальном смысле.

Воспоминания о зверобойном промысле сохранились в колыбельных: котику за баюканье младенца обещают «белого белечка на шапочку, кунжуевое яичко на игрушечку». Кунжуем называли морского зверя, а белечком детеныша тюленя.

Самые яркие и выразительные рассказы посвящены Собачьему ручью в Варзуге. Издавна он пользовался большой популярностью среди жителей Терского берега. Находится он приблизительно в трех километрах от Варзуги. Интересно, что система поклонения роднику очень похожа на обряды в марийских языческих молельных рощах. Примерно за километр от Собачьего ручья до сих пор нельзя разговаривать и смеяться, ходить туда можно только в первой половине дня...

Был обычай, как ледоход начинается, выходить на берег - из ружей палить. В нерест покой семги оберегали. Когда рыба на нерест шла, уключины у лодки тряпицей обворачивали, чтобы рыбу не пугать. Летом старались не охотиться, берегли до времени, когда подрастут.

Разные сведения о жизни поморов доносит до нас большая группа топонимов, в основу которых входит слово крест. За каждым из них стоят какие-то события, трагические или радостные: обеты, данные в трудный час жизни. Крест обычно рубили из бревен, а при установке ориентировали строго по сторонам света, независимо оттого, был ли это крест по обету или просто мореходный

знак. Крест располагали так, чтобы молившийся, став лицом к надписи на кресте, тем самым обращался лицом к востоку, а концы перекладины креста указывали направление севера и юга.

Возьмут поморы необычно богатый улов, чудом уцелеют в бурю - ив благодарность Николаю Чудотворцу ставят крест.

В Поморье распространены обетные кресты (по-местному, - «заветные», «обветные», «обетованные»). Их ставили по обету после возвращения с моря или после болезни около домов, на берегу моря, около тонских избушек (см. цветную вкладку). Один из крестов сохранился в Нижней Золотице около дома А.М. Каплуновой. После возвращения с моря по обету ходили на Соловки.

Календарь, который поморы обычно брали с собой на промысел или в дорогу, представлял четырехгранный, шестигранный деревянный или костяной брусок длиной до полуметра. На нем чертами и зазубринами обозначались простые дни и дни праздников. Праздники имели символические обозначения. Например, дни солнцестояния обозначались высоким и низким солнцем. День, когда холод покатится обратно на север - санями, прилет птиц - птицей, русалий - деревом, день выгона скота - конем. Дни, посвященные Матери-Земле, содержали древний, пришедший к нам из античности, символ Земли - крест в круге. Среди знаков старых календарей оказывается немало знаков связанных с личной жизнью хозяина. Ряд знаков не расшифрован (см. цветную вкладку).

Быт и нравы поморов нашли отражение в различных паремиях, например:

Кто в море не бывал, тот Богу досыта не маливался.

Пост - на вожжи у моря сиди.

Конь да мужик - вековой позорник (позориться - мучаться, испытывать большие трудности, связанные с отлучкой из дома), баба да корова - векова домова.

У поморов и саамов распространен обычай называть реки, озера, тони и островки по именам людей, утонувших в этих водоемах или около них.

Неуклюжую, похожую на распластанную жабу, рыбу рявчу, испускающую страшный рев, когда ее поддевают на уду, сушили и клали под постель, когда кто-нибудь занеможет от «колотья».

Поморы-староверы совсем не употребляли спиртного.

Вековой обычай поморов - не обижать сирот, отцов которых погубило море. Из всех актов похоронного обряда отмечаем недостаточно известный обычай ставить после смерти в красный - Божий угол камень и веник. Потом этот веник сжигается.

Примета: если после венца молодые едут на свадебное застолье под меховым («шубным») одеялом - жизнь их будет безбедной.

В Поморье шейный вышитый платок - первый подарок невесты жениху, - его так и называют - «женихов платок».

Отмечается обычай мазать сватов глиной в случае получения отказа.

Если жемчуг, который носит женщина начнет тускнеть говорят, что ее ждет болезнь. Сам жемчуг заболевает - гаснет. Были в Поморье люди способные «лечить жемчуг».

Всегда было уважительное отношение к хлебу. Раньше в Поморье не встретишь ребятишек с куском хлеба. Выскочил кто-то из застолья, дожевывая кусок, - отец или дед: «Куды это кусовничать пошел, сядь наместо», да еще провинившемуся скажет: «Посидишь часок». И сидит, возразить не смеет. Хлеб нарезали только стоя «Ране хлебушко сижа не резали».

Никто не прикоснется к пище прежде, чем старший, дед или отец, не подаст к этому знак - постучит ложкой по краю миски или столешницы. Заканчивали трапеза так же.

Уху по мискам разливал повар - дежурный рыбак. Рыба подавалась отдельно на деревянном подносе. Уху начинали хлебать и рыбу «таскать» по знаку бригадира, он стучал ложкой по краю столешницы.

Поморский календарь существует в различных приметах. Считали, что на календарные праздники происходят «походы сёмги». «Так были походы-то. Вот на Ивановский поход. Потом на Петровский, потом в Ильинский, потом на Маковей поход 14 июля, потом на Преображение 19 августа. А потом к Третьему Спасу будет поход, потом на Богородицу, Сдвиженский, на Ивана Богослова, потом Покров Пресвятой Богородицы, Михайловский поход, последний поход - Митреевский на 9 ноября. Бедь море-то не закрыто, мужики-то ловят».

Отмечено существование поморской магии. Вовремя первого замёта на треску и селёдку бросали в море серебряные деньги. Вовремя шторма в море лили масло. После ледохода мыли лицо водой из моря. Мыть должен был другой человек. Его называли купальна крёсна/купаленка. По воспоминаниям золотичан, у многих купальной крёстной была Марфа Крюкова.

Уходя в море, брали с собой на хороший лов кулебяку (кулебяка - пирог с рыбой). В день проводов на стол клали буханку хлеба и солонку, которые оставляли до следующего дня. Рыбакам на тоню, чтобы не погибли, жёны давали с собой морской песок. В понедельник нельзя было выходить в море. Существовал запрет на участие в проводах беременных женщин. Если помор погибал, то его имя давали новорожденному «для продления рода». Лучше всего было начать лов тайно. Для хорошего улова брали с собой клык морского льва.

Среди персонажей низшей мифологии выделяются образы лешего и водяного. Леший (лешачиха) лесная ведьма, по представлениям золотичан, не имеет бровей, лица лешего не видно. Он может принимать облик родственника. Оберег от лешего - рябиновая ветка.

Поморская Сторона

Краткая история Поморья.

В северо-восточной части Республики Карелия расположен Беломорский район. Граница района на востоке проходит по Белому морю. Расположенные в устьях многочисленных рек, впадающих в Белое море, населенные пункты — город Беломорск, села Сумский Посад, Шуерецкое, Нюхча и другие — имеют многовековую историю. Еще до славян на Русский Север переселились из Приуралья и Волго-Окского междуречья финно-угорские народы (для новгородцев собирательное название этих народов — чудь заволоцкая); емь — на берега рек Вага, Емца и примыкающей к ним части Северной Двины; пинь — на берега Пинеги; весь (вепсы) — на южное побережье Онежского озера; мень («чудь белоглазая») — в низовья Северной Двины, на берега реки Мезень и восточные берега Белого моря; югра — в дельту Северной Двины; саамы — на берега озер Карелии и северо-западное побережье Белого моря. Часть теснимых новгородцами- ушкуйниками народов чуди заволоцкой переселилась соответственно: емь — в Финляндию, пинь — на приток Мезени — Вашку, мень — на реку Ижма (ижемцы и теперь отличаются от коми-зырян). Ассимиляция славян и вышеперечисленных народов произошла в Х-ХVI веках.

Более 5000 лет назад первыми после схода ледника Поморье заселили саамы (лопари, по-шведски — финны). Вероятно, это их предки оставили наскальные рисунки животных и быта людей каменного века на восточном берегу Онежского озера, на берегах реки Выг, на западном берегу Белого моря и Кий- острове. На островах Белого моря сохранились их ритуальные каменные лабиринты. Первые славяне — жители Новгорода и северо-восточных княжеств появились на беломорских берегах еще в IX веке. С XIV в. письменные источники фиксируют на западном побережье Белого моря постоянные русские поселения, а сам край получает название «Поморье». Постепенно в Поморье шло формирование особой группы русскоязычного населения. Русские, заселившие прибрежные территории, в отличие от жителей центральной России, практически не занимались земледелием. «Помор», «поморец» — так, начиная с XVI века, стали называть людей, живущих на западном побережье Белого моря и ведущих морское промысловое хозяйство. Позднее они стали жить и у Баренцева моря. Сейчас обитают в прибрежных районах современных Архангельской и Мурманской областей. Продвигаясь вперед и обживая незнакомые земли, они ставили укрепленные погосты — городки с гарнизонами. Погост обычно становился административным центром окружающих деревень, возле него строили приходские церкви и создавали кладбища. Под защитой укрепленных поселений поморы строят ладейный флот.

С XIV века растущее Московское княжество начало вести энергичную и умную борьбу за присоединение поморских земель, особенно после неудачной попытки захватить Двинскую землю силой в 1397 году. Центром борьбы стало Белозерское княжество, попавшее в зависимость от Москвы еще при Иване Калите. В Белозерье начали строиться монастыри — в 1397 году Кириллов, в 1398 году — Ферапонтов, затем Воскресенский-Череповецкий и многие другие. Монастыри, являясь верными проводниками политики московских князей и царей, были одновременно центрами просвещения, искусства и ремесел. Новгородцы создают монастыри Архангела Михаила (ныне Архангельск) в XII веке, затем Николо-Корельский в устье Двины (Северодвинск), Антониево-Сийский на Северной Двине возле каменной крепости Орлецы, Спасо-Прилуцкий (XIV век) в Вологде и другие. После захвата Великого Новгорода Иваном III Поморье стало государевой собственностью и было принуждено платить Московскому государству оброк деньгами и мехами. В конце XV века войска Ивана III завершили завоевание Русского Севера.

Культурные традиции и обычаи поморов

Контакты с Западом были для поморов с глубокой древности обычным делом. Вольно или невольно связи с западными странами, знание европейских порядков и общение с европейцами поддерживали демократические традиции и даже в какой-то мере обосновывали их существование. Издавна большую роль в духовной жизни играла близость Русского Севера к Скандинавским странам. Одним из самых ярких примеров взаимодействия поморов и Запада является соседство и сотрудничество двух народов - поморов и «норвегов» - на море. Совершенно уникальное особое отношение русских с Норвегией, казалось бы, основывалось на одних только различиях, так как «норвеги» не понимали необустроенности северорусского быта, иррациональности в поведении поморов во время бури на море (они старались, чтобы их выбросило на берег), поморы не торопились окружить свой северный разум европейским комфортом и поражали норвежцев своим отношением к земле и к вере. Поморы были странниками, а норвежцы - рациональными пользователями в море, однако не зря их стали называть «русскими Скандинавии»: «русофильство норвежцев, доходящее до их “русоподобия”, абсолютно созвучно встречному “норвегофильству” (норманнизму) русской души. … Своеобразие северорусской морской культуры и заключалось в том, что в ней родовой образ матери сырой земли был перенесен на исходно чужую область пространства моря…»

Поморы издавна отличались особым религиозным чувством, совершенно отличным от крестьянского, - в них соединялись свободолюбие и смирение, мистицизм и практицизм, страсть к знаниям, западничество и стихийное чувство живой связи с Богом. Писатель Михаил Пришвин во время своего путешествия на Север с удивлением узнал, что «до сих пор еще русские моряки не считаются с научным описанием Северного Ледовитого океана. У них есть собственные лоции… описание лоции поморами почти художественное произведение. На одной стороне - рассудок, на другой - вера. Пока видны приметы на берегу, помор читает одну сторону книги; когда приметы исчезают, и шторм вот-вот разобьет судно, помор перевертывает страницы и обращается к Николаю Угоднику…».

«Море — наше поле», — говаривали поморы. На лов рыбы и за морским зверем местные жители на самодельных судах ходили на Мурман, Новую землю, достигали берегов Норвегии, останавливались на островах в Белом, Баренцевом и Карском морях. Тем самым поморы сыграли особую роль в освоении северных морских путей и развитии судостроения. «Вечными мореходами» метко окрестил их известный русский адмирал Литке. Известные как покорители морей, удачливые промысловики, искусные судостроители, жители западного побережья Белого моря были и «торговыми людьми». На рынках Новгорода, Москвы, в портовых городах Норвегии и Швеции можно было встретить товары из Поморья: рыбу, соль, вываренную из морской воды, ценные моржовые клыки, слюду. Долгое время поселения на побережье являлись владениями Соловецкого монастыря, оказывавшего большое влияние на развитие края. Жизнь, связанная с морем, морскими промысловыми сезонами, наложила отпечаток на культуру поморов. Их жилые и хозяйственные постройки, одежда, хозяйственный календарь, обычаи, обряды и даже речь — все имеет свои особенности. Сложился здесь и своеобразный психологический тип человека — помора, привыкшего к суровым климатическим условиям, к изменчивому, таящему опасности морю. Смелость, предприимчивость, открытость поморов отмечали многие путешественники и исследователи. «Терский берег» — это традиционное название южного побережья Кольского полуострова. Постоянные промысловые рыболовецкие поселения русских поморов появились здесь в 14в. За столетия они создали своеобразную систему хозяйствования и взаимодействия с суровой природой Белого моря. Поморы — самобытная этническая группа. Многое в их традициях перекликается с обычаями соседних финно-угорских народов Севера — саамов и карелов.

Промысел поморов

Особенность промысла (морская охота и собирательство) позволила поморами использовать практически без изменений ландшафт, доставшийся в наследство от древних угро-финских народов. Одним из видов для многих поморских сел в начале века был тресковый, или иначе «мурманский», промысел. На него ходили поморы из многих прибрежных сел и деревень. Весной огромные косяки рыбы двигались с Атлантики на Мурман. Рыбный промысел возник на Мурмане в середине XVI века. В начале сезона треску ловили у побережий полуострова Мотка, который получил новое название — Рыбачий. В июле-августе промысел перемещался на восток, к Териберке. Людей, занимавшихся рыбными и зверобойными промыслами на море, называли «промышленниками», независимо от того, кем они являлись: «хозяевами» (владельцами судов и станов) или их работниками. Промышленники, ходившие на Мурман, звались «мурманщиками». Завести промысловый стан на Мурмане могли лишь богатые поморы и монастыри. Рядовые мурманщики все необходимое им получали от «хозяев» и работали на промыслах обычно за 1/12 часть стоимости добытой продукции. Отправлялись в путь в начале марта. Лов трески производился артелями. Четыре человека работали на судне — «шняке»; один (обычно подросток, у колян нередко женщина) трудился на берегу: варил пишу, очищал снасти от тины и готовил их к очередному запуску в море, заготовлял дрова. Для лова рыбы в море употреблялась очень длинная снасть (в несколько верст) — ярус. Это веревка со множеством ответвлений — бечевок с крючками на концах, на которые насаживалась приманка, чаще всего мойва. Ярус вынимался на шняку через 6 или 12 часов после запуска, при отливе морской воды. На берегу рыба разделывалась; извлекалась печень для вытопки жира, остальные внутренности выбрасывались. Пока стояли холода, вся рыба шла на сушку — развешивалась на жердях, раскладывалась на камнях, а при потеплении — складывалась в скеи и посыпалась солью. Помимо мурманской трески, у берегов Белого моря традиционно добывалась сельдь «беломорка». Она активно использовалась поморами в собственном хозяйстве (в том числе и на корм скоту!), а также продавалась архангельским промышленникам. Отношение к воде у поморов было совершенно особым. И не случайно — вся жизнь села зависела от лова семги и добычи жемчуга. Известно, что и семга и раковина жемчужница могут жить только в идеально чистой воде. Поэтому в интересах поморов было сохранять свою реку. Да и сейчас вода в ней удивительно прозрачна. В Варзуге рыбный промысел базировался на заходящей в реку семге, в Кашкаранцах — на сельди и треске. В Кузомени сосуществовали оба промысла. Из Кузомени и Кашкаранцев в некоторые годы ходили на торос — охотиться на морского зверя на льдах в окрестностях «горла» Белого моря.

Обычаи, связанные с промыслом и водой

Существовала своя очень сложная система лова, связанная с жизненными циклами семги, заходящей в Варзугу, морской рыбы и морского зверя. Обычай провожания реки во время ледохода, слова при переходе через ручей, благодарственные кресты за жемчуг, поклонение родникам и многие другие обычаи свидетельствуют об этом «культе воды». Воде поклонялись, вода кормила и лечила… Так, к примеру, уже традиция не бросать мусор ни в реку, ни в море. К местам лова также относились особо. На каждой тоне — избушка на море или реке, где летом жила и промышляла семья или несколько семей — стоял крест «на добычу» — чтобы лучше рыба ловилась. Проходящий мимо обязательно молился. Во время летнего промысла, когда на тоне «сидели» семьями, любого прохожего встречали хозяйки и кормили до отвала. Угостить случайного человека — благо, это было не только проявлением гостеприимства, но и заклинанием удачи, достатка. Тоня — место святое, приходить надо туда с чистой душой. Гости говорили в сенях: «Господи, благослови!» Им отвечали: «Аминь!» И только тогда следовало входить. Специальные обряды посвящены уходу охотников на опасный зверобойный промысел. В церкви заказывали молебен «за здравие», пекли и давали с собой специальную пищу «ужну» и «тещник». Наличие особого названия и связь его с родовыми традициями («тещник» пекла теща) скорее всего, свидетельствует о придаваемом этой пище ритуальном смысле. Воспоминания о зверобойном промысле сохранились в колыбельных: котику за баюканье младенца обещают «белого белечка на шапочку, кунжуевое яичко на игрушечку». Кунжуем называли морского зверя, а белечком детеныша тюленя. Самые яркие и выразительные рассказы посвящены Собачьему ручью в Варзуге. Издавна он пользовался большой популярностью среди жителей Терского берега. Находится он приблизительно в трех километрах от Варзуги. Интересно, что система поклонения роднику очень похожа на обряды в марийских языческих молельных рощах. Примерно за километр от Собачьего ручья до сих пор нельзя разговаривать и смеяться, ходить туда можно только в первой половине дня…

Дорога на родник ухоженная, через лесные речки перекинуты мостики, то есть за состоянием источника следят. Считается неприличным ходить туда большими толпами, и группа должна состоять не более чем из двух-трех человек. Сам родник представляет собой небольшое озерцо с подводными ключами. Перед ним небольшой деревянный настил, чтобы удобно было зачерпывать воду. Рядом стоит крест исцелившихся (человек обещал поставить крест в случае выздоровления) и подставка с висящими на ней ковшами. Интересно, что источник выполняет также гадательную функцию. По тому, как сильно бьют родники, пришедший узнавал о своем здоровье и здоровье своих близких. Ключи были во всех деревнях. Раньше у только с родника пили. Из колодца стирать брали. Старики не пьют и сейчас из колодцев. Был обычай, как ледоход начинается, выходить на берег — из ружей палить. В нерест покой семги оберегали. Когда рыба на нерест шла, уключины у лодки тряпицей обворачивали, чтобы рыбу не пугать. Летом старались не охотиться, берегли до времени, когда подрастут.

Ладьи поморов

Как уже говорилось вся культура поморов связана с морем. Поморы строили судна. Ладьи - морские и речные суда Древней Руси - упоминаются в летописях наряду с кораблями. Славянские ладьи достигали в длину двадцати, а в ширину трех метров. Управляли ладьей при помощи одного весла, расположенного по борту в корме. Изредка использовали парус. «Набойные» ладьи отличались малым весом и осадкой, допускающей прохождение через пороги. Для протаскивания через волоки ладьи снабжались катками и колесами. На сохранившейся с начала IX века фреске запечатлена русская ладья, движущаяся на колесах при развернутом парусе. «Воистину и посуху и по морю». Северные ладьи несколько отличались от восточных. Изначально поморы строили два вида ладей: «заморскую» - торговую, на которой совершались дальние плавания на Балтику и в Северное море, и «обыкновенную» - для плавания в Белом море. Оба типа судов были плоскодонные, но отличались размерами и обводами корпуса, а также парусным вооружением. «Обыкновенные» ладьи строились, как и восточные, из цельного ствола дерева и наращивались бортами, но от восточных отличались тем, что имели сплошную палубу, не допускающую воду внутрь судна. Малая осадка позволяла близко подходить к неисследованным берегам. При плавании во льдах они не нуждались в специальных гаванях, чтобы укрыться от шторма или перезимовать. При тяжелых обстоятельствах поморы вытаскивали ладьи на лед или на берег. «Заморские» ладьи в XIII — XV веках достигали в длину двадцати пяти и в ширину восьми метров.

Панка – деревянная кукла поморов

Панка одна из редких деревянных кукол русских поморов. Вырезанная из цельного куска дерева, статичная мрачноватая и выразительная фигурка, напоминающая языческих идолов, своим происхождением связана с дохристианскими верованиями древних славян. В северных русских деревнях панка сохранилась до начала XX века уже как детская игровая кукла.

Жилище поморов

Рассмотрим, какие были дома поморов на примере усадьбы обыкновенного крестьянина: дом-двор Третьякова из деревни Гарь, XIX век. В таких домах жилая часть очень маленькая. Как правило, одна большая комната, в которой находится печка, а оттуда проход на «кухню». В одной комнате и ели, и спали, и гостей принимали. Спали обычно на скамейке, которая находится практически по всему периметру комнаты. Реже — на печке, когда не топили. Дело в том, что дым при топке большой глинобитной печи поднимался под высокий сводчатый потолок, опускался на полки-воронцы, идущие по периметру всей избы, а затем вытягивался через резной дымарь на крыше. Это называется топить по — черному, поэтому и изба называется черная или курная. Дома были с очень узкими окнами. Это делалось для того, чтобы не было холодно. В такие узкие окна вставляли куски прозрачного льда. Он подтаивал и образовывал прочное соединение с бревнами. Передняя, жилая часть дома на высоком подклете соединена сенями с массивным двухэтажным двором. На первом этаже находился хлев для скота, а на втором хранили сено, хозяйственный инвентарь, пряли пряжу, шили одежду, мололи зерно. Напротив дома находится амбар, построенный, как и дом, без гвоздей. Во входной двери прорезано отверстие специально для кошки: чтобы беспрепятственно могла зайти — мышей ловить. Жизненный уклад, традиции этого морского народа, своеобразны и весьма любопытны. В традициях поморов было использовать для своих хозяйственных нужд подручные природные материалы, прежде всего дерево. Поморский мир едва ли не полностью был лишен металлических изделий. Скажем, знаменитая Успенская церковь XVII века в Варзуге сработана мастером Клементом без единого гвоздя, без единой железной скобы.

Топонимы Поморья

В Поморье встречается очень много топонимов, обязанных своему образованию именно поморам. Рассмотрим некоторые из них. На мысе Будрач в Кандалакшской губе и сейчас растет плющевидное растение, именуемое у поморов будра. Хибинские тундры в XVII веке назывались Будринскими, вероятно по этому растению. Один из мысов в Внте-губе озера Большая Имандра назван Риснярк, по- русски — Вичаный наволок (от русского слова вица). В бассейне того же озера находится река Рисйок, название ее переводится на русский язык как Вичаная. На южном берегу Мотовского залива есть небольшая губка Вичаны. Но о чем говорит это название? Вероятно, в этой губке должны быть какие-то заросли, которые поморы бы назвали Вичаны. В старые времена доски в корпусах поморских судов соединяли не гвоздями, а сшивали вицами — обработанными корнями можжевельника (для «шитья» крупных лодей применяли вицы из стволов молодых елочек высотой до двух метров, но такие лодьи шили на крупных верфях, подобных Соловецкой). Теперь ясно происхождение названий Вичаный наволок, губка Вичаны, а также и Вичаное озерко, и Вичаный ручей. Можжевельник поморы называли вереском. Девять топонимов запечатлели этот кустарник. Названия, содержащие в своей основе слово верес, указывают, что около рек и озер, на наволоках и островах, в губах растет хороший материал для постройки судов: у Колвицкого озера находятся Верес-губа, Верес-тундра, Верес-наволок; Вересовая губа — заливчик на реке Туломе; на берегу озера Гремяхи между реками Туломой и Колой стоит гора Вересуайв — Вересовая вершина. Заметили поморы, что особенно хорошая малина созревает на склонах одной из варак вблизи Колвицкой губы в Кандалакшском заливе — и назвали эту вараку Малиновая горка. Богатое морошкой болото стало Морошечным. И топонимика Кольского полуострова имеет числовые названия. Если плыть на лодке от села Кандалакши в сторону Проливов, то как раз на полпути встретятся две луды — Большая и Малая Половинницы. Топоним Половинницы (изредка эти луды называют так), подобно дорожному знаку, оповещал поморов, что пройдено полпути. И это было особенно важно, когда основным движителем карбаса и лодки было весло, а при попутном ветре — парус. Значение топонима хорошо поймет тот, кому хоть раз приходилось идти на веслах против ветра километров двадцать.

Половинная гора, стоящая на левом берегу реки Вороньей, Половинный ручей — приток Чаваньги, Половинное озеро из системы реки Варзуги, вероятно, получили названия аналогично лудам Половинницам: располагались они на половине определенного пути первоназывателей. Числительное один встречается в составе топонимов довольно редко (да и то не в чистом виде). В качестве примера можно привести название тони Одинчаха около Кандалакши. Рассказывают, что на этой тоне только первый замет был с хорошим уловом, а при повторных заметах невод приходил пустым. Таким образом, топоним предупреждал: мечи невод один раз, а если хочешь еще раз поймать рыбу — подожди. А может быть, причина появления топонима кроется и не в этом. На дне губки Одинчиха находится несколько крупных камней, которые поморы называли одинцами. Возможно, по этим камням и дано название губке. И топоним является, как бы предостережением: невод мог зацепиться за камни — одинцы. Река Чуда, впадающая в озеро Умбозеро, вытекает из каскада озер, носящих названия — Первое, Второе и Третье Чуда, или Чудозеро. В Иокангском заливе два острова носят названия — Первый Осушной и Второй Осушной (словом осушной поморы обозначали острова, соединяющиеся с материком при отливах).

Разные сведения о жизни поморов доносит до нас большая группа топонимов, в основу которых входит слово крест. За каждым из них стоят какие-то события, трагические или радостные: обеты, данные в трудный час жизни. Крест обычно рубили из бревен, а при установке ориентировали строго по сторонам света, независимо от того, был ли это крест по обету или просто мореходный знак. Крест располагали так, чтобы молившийся, став лицом к надписи на кресте, тем самым обращался лицом к востоку, а концы перекладины креста указывали направление севера и юга.

Петр I в одном из путешествий по Белому морю (1684 г.) по пути в Соловецкий монастырь попал в сильную бурю. Корабль так трепало, что уже все находившиеся на нем считали себя погибшими. Только умение и сноровка помора- лоцмана спасли корабль. Петр, в благодарность, одарил лоцмана и собственноручно срубил крест и поставил его. В это же время Петр I срубил крест и в Соловках по случаю удачного прибытия. Возьмут поморы необычно богатый улов, чудом уцелеют в бурю — ив благодарность Николаю Чудотворцу ставят крест. Кресты по обетам устанавливали или в том месте, около которого произошло событие, или в другом, но с таким расчетом, чтобы его видели все. Так появились кресты на вершинах гор, на лудах и островах, подчас безымянных. А с появлением креста гора, остров, губка становились Крестовыми. Так получила название одна из высоких гор напротив Кандалакши. Действительно, эта Крестовая гора видна хорошо со всех сторон: с моря, с окружающих гор, из Кандалакши. Крестовые названия можно встретить как по побережью полуострова, так и внутри его. Например, саамское название перешейка в Экостровской Имандре Рысткуцкет в переводе на русский язык означает Крестовый перешеек. Встречается несколько видов топонимов с основой крест. Есть и Крестовые острова, и Крестовая тундра, и Крестовая губа, и несколько Крестовых мысов, и Крестовский ручей, и Крестовская гора. Интересно название мыса, лежащего между Нокуевским заливом и губой Савиха недалеко от мыса Взглавье. Называется он Ивановы Кресты. Крестов на этом мысу нет и в помине. Ф.П.Литке, описывая Лапландский берег в 1822-1823 годах, уже не застал их. Однако топоним свидетельствует о том, что кресты здесь были, и Литке подтверждает, что «раньше здесь стояло множество крестов».

В писцовых книгах Алай Михалков подробнейшим образом описывал все угодья, тони, покосы, реки, речки и ручьи. В описи Печенгской губы он сообщает, что «на реке на Княжой… бобры бьют». В перечне тонь Печенгского погоста упоминается Княж-озеро. В озере Экостровская Имандра одна из губ называется Княжой губой, а по ней — Княжий (Княжой) наволок. Пролив, соединяющий озеро Бабинская Имандра с озером Экостровская Имандра, опять носит название Княжая салма. В озеро Бабинская Имандра впадает ручей Конгасыуй — по-русски Княжий ручей. В какой-то степени происхождение всех перечисленных названий зависит от слова князь. То ли в этих местах были промысловые угодья, принадлежащие какому-то князю, то ли он посещал эти места. И вовсе не обязательно этот человек должен быть князем, важно, что он был из «господ», обладал богатством и имел дружину. О происхождении названия Княжая губа в Кандалакшском заливе сохранилось старинное сказание, записанное в 1565 году голландским купцом Салингеном.

Согласно сказанию, шведы, пришедшие в Белое море, были вынуждены скрываться от русских на острове Кузове в Кемской губе в становище, которое названо в связи с этим Немецким, а остров — Немецким Кузовом. Доведенные до отчаяния шведы попытались в пасмурную погоду при сильном дожде уйти восвояси через Кандалакшскую губу, но их настигли русские князья и в небольшой губке между Ковдой и Кандалакшей уничтожили. В честь победы русских князей над шведами залив был назван Княжой губой. Значительная группа топонимов происходит из поморского наречия русского языка. В предыдущих главах мы довольно часто встречались с ними. В этой главе нам хотелось бы рассмотреть отдельные поморские слова, обозначающие некоторые географические понятия и части рельефа. Зашейками, поморы обозначали обычно часть озера у истока реки или водное пространство у устья. И если уточнить, то каждый исток реки или ручья, а в некоторых случаях и устье, — тоже зашеек.

Река Колвица берет начало из губы, называемой Зашеек, то есть Исток. Поселку Зашейку, что стоит вблизи истока- зашейка Нивы, передала свое имя Зашеечная губа озера Экостровская Имандра, на берегу которой и стоит поселок, а уж губа получила название по зашейку реки Нивы. Станция Тайбола, находящаяся в 78 километрах к югу от Мурманска, а также порог Тайбола на реке Вороньей выше впадения в нее реки Умбы в своих названиях содержат старинное поморское слово тайбола, означаюшее перешеек между озерами, по которому можно было или проехать на оленьей упряжке, или перетянуть волоком лодку, карбас, шняку. Слово это заимствовано поморами из финского и карельского языков, где тайпале, тайвал переводится как дорога, путь. Например, порог Тайбола на реке Вороньей можно было обойти на лодке или карбасе только по суше, волоком. Об этом и сообщает нам топоним Тайбола. Много Тайбол разбросано по побережью полуострова: губа Малая Питькуля, лежащая вблизи Кандалакши, соединена с губой Большая Питькуля перешейком — Тайболой. Северная и Летняя (Южная) губыострова Ряшкова в Кандалакшской губе тоже соединены между собой Тайболой. Последнее название еще не успело дорасти до микротопонима, хотя перешеек нередко старики называли — Тайбола на Ряшкове. В микротопонимах довольно широко используется поморский термин суземок, означающий густой хвойный лес. Поморским термином луда обозначают обычно небольшие островки, обычно безлесные или с редкой растительностью, в сочетании с определенным словом (Крестовая луда, Киберенские луды, Седловатая луда и т. д.) или просто Луда, Лудка (островок Лудка при входе в Западную Нокуевскую губу, островок Лудка в устье Варзуги). Отдельно стоящие в воде камни, вблизи берега, поморы называют отпрядышами, а несколько удаленные от берега — баклышами. Но баклышами нередко обозначают и небольшие гранитные островки. Термин отпрядыш живет только в микротопонимике, термин баклыш вошел в топонимику: островок Баклыш на входе в губу Порью, три островка Баклыш у входа в губу Рынду. Баклыши, на которые любили садиться бакланы, называют бакланами, или бакланцами. И это слово встречается в топонимике: остров Баклан, или Бакланец, около устья Вороньей, входящий в группу островков Вороньи Лудки. Небольшие озерки поморы называли ламбинами. Этот термин по ходу книги уже встречался нам неоднократно в сочетании с другими словами. Однако он употребляется и самостоятельно. Например, через озеро, называемое Ламбиной, проходит река Каложная из системы реки Пиренги. Мелкий галечник поморы называют арстник, но это название распространяется лишь на галечник размером не более грецкого ореха. Термин этот редок в топонимике. Примером может служить название небольшой губки Арешня, или Арешня-лухт, в губе Вочеламбина озера Экостровская Имандра. А гальку крупнее арешника. зовут чевруй, или чеврай. Мыс Чевруй, разделяющий губы Сайда и Оленья в Кольском заливе, и мыс Чеврай, вдающийся в море у восточного конца Кильдинского пролива, сообщают своими названиями о наличии здесь крупной гальки. Для обозначения юга поморы широко использовали слово летний. Север же обозначали словом зимний. Применение слова летний в качестве южный не следует путать с другим его значением — летнее становище. Например, озеро Летнее, соединенное ручьем с Нотозером, явно получило свое название как озеро летних становищ. Также и в губе Летней, лежащей к западу от устья Харловки, вероятно, первоназыватели бывали только в летнее время. А вот Летние губы на островах Телячьем и Ряшкове и Летний (Карельский) берег в Кандалакшской губе названы по своему положению. Как мы не раз упоминали, появились названия объектов по-разному. Одни были переведены с другого языка, то есть калькированы, другие — наоборот, использовались без перевода в другом языке (например, озеро Яврь, река Йок. Если перевести эти названия, то получится — озеро Озеро, река Река). Кроме того, немало названий типа Ручей, Озеро и т. п. присвоено объектам, весьма далеким от таких названии. Несколько озер и рек названы Пахтой. Поморы так именовали отвесную скалу. В данном случае озера и реки расположены у хорошего ориентира — пахты или, как сказали бы поморы, под пахтой. И слово это еще не топоним, так же как и название одной из рек, протекающей вокруг пахты, а другой — вытекающей из озера Пахта. У поморов и саамов распространен обычаи называть реки, озера, тони и островки по именам людей, утонувших в этих водоемах или около них. Например, между Малым и Большим Березовыми островами в Кандалакшской губе лежит небольшая корга, названная Борисовой в связи с тем, что здесь умер в лодке старый помор Борис Артамонович Полежаев, поехав ловить селедку.

Поморы сейчас

Один из музеев поморской культуре находится в поселке Умба. Он существует уже 10 лет и располагается в деревянном доме, похожем на русскую усадьбу XIX века. Многие раритеты дарят музею местные жители. Чего здесь только нет: рыбацкие снасти и предметы быта, праздничные костюмы, и знаменитый терский жемчуг, отличавшийся высоким качеством и богатством цвета. Не случайно жемчуг, добитый в Кузомене и Варзуге, поморы поставляли в царские палаты и на патриарший двор. В коллекции музея — поморские лыжи, которые, в отличие от современных, не нужно было смазывать, катили при любой погоде или терский жемчуг и словарь наиболее употребительных саамских слов, составленный в прошлом веке помором Заборщиковым.

В этом году в утвержденном специально для переписи населения алфавитном справочнике появилась новая национальность — помор. И если прежде помором можно было себя только ощущать, то теперь это гордое звание можно носить совершенно официально. Индивидуальный код национальности — 208. Под номером один значатся русские. Всего же в перечне более 800 национальностей. Причем в замешательстве не только рядовые жители Архангельской области, но и сегодняшние коллеги самого знаменитого помора России Михайло Ломоносова. Павел Журавлев- начальник управления науки ПГУ «Большинство наших ученых считают, что помор — это не этнос, а субэтнос.

Хотя, с точки зрения самосознания, поморы не называли себя ни русскими, ни норвежцами, а поморами». С одной стороны, национальность, какой бы она не была, сегодня не указывается и не учитывается нигде, кроме документов переписи. Но, с другой стороны, принадлежность к малым народам — это дополнительные рыбные квоты и право на специальные платежи за использование природных ресурсов.

А в заключение хочу привести мнение историка, доктор исторических наук, профессор, автор пятитомного труда «Русский Север» В. Н. Булатов:
— Русский Север с ХУ1 века носил название «Поморье». В его территорию входили земли, лежащие в бассейнах рек Северная Двина, Сухона, Онега, Мезень, Печора, но также Кама и Вятка. Поморские волости были в свое время независимы. Но, начиная с возвышения Москвы и создания централизованного российского государства, «добром и злом, силой и ласкою, — по выражению историка С. Ф. Платонова, — собирала Москва Северную Русь».

Не лишено оснований предположение директора Института географии Российской Академии наук академика В. М. Котлякова: «И если бы республиканские и иные традиции не были бы жестоко подавлены в ХУ1 — ХУ11 веках Москвой, кто знает, может быть, вместе с русскими, украинцами и белорусами мы имели бы четвертую по счету восточнославянскую нацию — северороссов…»

Действительно, налицо были почти все признаки нации: общность территории с выходом к морю (Поморье); общность экономической жизни поморских уездов, волостей и городов; особые черты характера, психологического и духовного облика поморов; своеобразие северной культуры. Складывался северорусский язык, от которого нам остались в наследство местные говоры, диалекты и наречия, ставшие предметом тщательного изучения филологов, диалектологов и этнологов. Вполне возможно, титул российских царей звучал бы так: «Великий государь, царь и Великий князь всея Великие и Малыя и Белыя и Северныя России самодержец и прочее, прочее, прочее». Но этого не случилось. Поморы — субэтнос.
————————
Теребихин Н. М. Сакральная география Русского Севера (религиозно- мифологическое пространство северорусской культуры). Архангельск, 1993. С.
155, 161.
Пришвин М. За волшебным колобком. Петрозаводск, 1987. С. 334-335.

La douleur passe, la beauté reste (с) Pierre-Auguste Renoir

Поморы - субэтнос русского народа, потомки древних русских поселенцев, селившихся начиная с XII века на юго-западном и юго-восточном побережье Белого моря. Этноним произошёл от названия юго-западного побережья Белого моря - Поморский берег. В период с XII века по XV век Поморье было колонией Великого Новгорода, откуда и происходило большинство поселенцев. Поморы частично ассимилировали автохтонное финно-угорское население.

Голбец - поморское деревянное надгробие, в виде «домика» с окошком и столбом с крышей и встроенной в него иконкой «выговского литья». Обряд похорон у поморов существенно отличался от великорусского. Так, по достижении тридцатилетнего возраста каждый помор делал себе гроб, который хранил обычно на повети или чердаке до самой смерти. Кроме того, полагалось сшить себе саван (каждый шил его собственными руками). После смерти и «отпевания» гроб с покойником выносили из дома через поветь или «нижни вороцца» в хлеву (выносить через входную дверь было плохой приметой). На кладбище гроб несли на жердях. По пути на кладбище обязательно нужно было перенести гроб через ручей или речку. На столе, где в избе лежал покойник клали камень, который лежал сорок дней после похорон, после чего камень закапывали на улице перед домом. Из всех актов похоронного обряда отмечаем недостаточно известный обычай ставить после смерти в красный - Божий угол камень и веник. Потом этот веник сжигается.
- Как долго веник стоит?

Вот когда уносят тело, повезут хоронить. Другие люди приходят, ну которые обед варят, всё убирают, столы ставят и веник в печку. И печку растопляют, разжигают веником. Веником всё выметут. Лёд вынесут и этим веником это место выметут и потом сжигают. Вот за столом место есть, где стоит на тарелке стопка и чёрный хлеб в том месте. В углу камень, где лежал покойник. И это до сорокового дня или до девятого дня стоит.
(д. Нижняя Золотица. Я.Пахолов, 1983 г.р.)

Посещая кладбище, родственники приносили к окошку в гробнице еду, окуривали могилы дымом (грели покойников), били глиняную посуду, оборачивали столбы голбцов полотенцами - все это отголоски дохристианских жертвоприношений у поморов.
В отличие от великорусской традиции поморы не ставили на могилы крестов. Большой резной крест «всех усопших» с религиозными надписями ставили посреди кладбища или у его входа (напоминает традицию в Бретани) . Одна из таких надписей на несохранившемся до наших дней большом кресте в селе Кулой (Пинежский район) гласила: «Вот дверь, за которой тайное становится явным, войдешь в нее, и откроется, не то что кажется, но то что есть».

Основные функции похоронного обряда на Севере очень долго оставались устойчивыми. В отличие от родильных и свадебных погребальные обряды более консервативны, так как отражают медленно изменявшиеся представления о смерти. Особенность этих обрядов в том, что они ориентированы на обеспечения "благополучия" в загробном мире для умерших и на обеспечения благополучия для живущих на Земле.
Обряды похоронные были направлены на подготовку человека к переходу в мир иной, совершению похорон, согласно принятой обрядности, и завершались поминальным циклом обрядности. Как и любой "переходный" обряд они содержали блок запретов и предписаний, направленных на предохранение человека от безвременной смерти, начинавшийся до начала подготовки к смерти. Заранее к смерти готовились только люди пожилого возраста. Женщины покупали церковные свечи и похоронные молитвы в церквях, шили погребальную одежду, мужчины изготовляли специальную обувь без каблуков. Плотники заранее готовили для домашних гроб и намогильный знак. Слишком долгую жизнь старика не приветствовали. Считалось, что люди старше 90 лет, продолжают жить на этом свете за счет жизней более молодых родственников и соседей.
У смертного одра умирающего положено было собираться родственникам, чтобы выслушать последнюю волю старика. Обычной была практика просить передать приветы на тот свет ранее умершим родственникам и знакомым. Для облегчения смерти человека могли положить на пол вдоль половиц, ногами к двери, приподнять половицу или потолочину в избе, чтобы открыть выход душе из дома. Поморы стреляли холостым зарядом из ружья в матицу дома.
Установив факт смерти, занавешивали окна в избе с обеих сторон от божницы, чтобы люди знали, что в доме покойник. Сразу посылали кого-нибудь за родственниками, причитальщицей и теми, кто по завету умершего омоет мертвое тело. За омовение и обряжение мертвого тела полагалось угощение чаем и приглашение на поминки 9-го и 40-го дней. Первую ночь усопшего держали на лавке в избе, затем тело перекладывали в гроб. Каждому входящему причитальщица причитывала, слезно рассказывая об усопшем и вызванным этим событием горе в семье. Каждый входящий после этого кланялся усопшему, просил у него прощения. Считалось, что пока тело не погребено. Душа его находиться рядом, все видит и слышит.
При выносе тела душу пытались спугнуть с ее места грохотом кочерги или перевернутой скамейки. Дом по выносу окуривали дымом ладана. Пол заливали водой, "чтобы покойник в дом не возвращался". Гроб уважаемого человека несли на руках до самой могилы. Перед опусканием в могилу гроба с тела умершего снимали икону, клали в гроб огарки от свечей, теплые и другие вещи (табак, бутылку водки), если на то была прижизненная просьба усопшего. После закапывания гроба на могиле устанавливали обычно временный намогильный знак, а к знаку прибывали "слезный" платок, которым в последний раз обмахивали лицо покойника (иногда, этот платок принято было вкладывать в гроб перед погребением).
Основными поминальными днями были 3-й, 9-й и 40-й дни. Богатые люди отмечали 20-й день и пол года со дня смерти. Отмечалась обычно и годовщина, тогда в последний раз на стол ставился столовый прибор с угощением для умершего. Соблюдение установившихся ритуальных действий издавна считалось важным делом для судьбы души в загробном мире, а следовательно было моральной обязанностью родственников по отношению к умершему. Выполнение этой обязанности контролировалось общественным мнением и убеждением, что душа покойного может наказать родственников, принести несчастье хозяйству, если что-то будет сделано не так.

О ПОМОРАХ И ИХ БЫТЕ

Поморы были в значительной степени изолированы от основной массы русского народа - так, что многие исследователи считают их отдельным субэтносом и даже этносом. Не будем вдаваться в эти споры, просто констатируем факт: большие расстояния, религиозные отличия (большинство поморов были староверами, причем формировали отдельную ветвь среди прочих бесчисленных староверских течений - поморское согласие), иной жизненный уклад (поморы не знали ни крепостного права, ни разорительных набегов и войн, от которых веками страдали южные регионы страны) и соседство с теми народностями, с которыми не сталкивались жители других русских областей - причем соседство в значительной степени мирное - все это наложило значительный отпечаток на поморскую культуру, включая, конечно, и кухню.

С точки зрения ведения сельского хозяйства Беломорское побережье, разумеется, уступает, скажем, Черноземью, едва ли не по всем показателям: суровый климат, холодные ветра, продолжительные жестокие зимы, бедная почва. При этом - парадокс - питались поморы всегда ярче, богаче и разнообразнее, чем черноземные крестьяне, зачастую неделями не видевшие на своих столах ничего кроме каши, хлеба и кваса. Лишнее подтверждение того, что все взаимосвязано: отсутствие крепостного права, малое вмешательство властей в жизнь поморов и, конечно, старообрядческий культ труда сделали здешние общины сильными, богатыми и сытыми.

Поморская кухня строится, разумеется, вокруг рыбы, как вокруг рыбного промысла строилась изначально вся поморская жизнь. Поморы сами себя охотно называют «трескоедами». В поморской среде считается, что треска, в отличие от семги и другой рыбы, никогда не приедается, и есть ее можно каждый день. Впрочем, возможно этому каждодневному рациону способствует разнообразие существовавших в поморской кухне рыбных блюд.

Молочная уха и блюда в латке

Например, поморы, единственными среди всех русских, переняли финский обычай соединять в одном блюде рыбу с молоком. Обычные для финнов и карелов молочные супы с рыбой и овощами совершенно не встречаются в центральной и южной Руси, но в поморской кухне повсеместны.
Из «основной» русской кухни поморы взяли запекание и томление в печи. Вместо русского горшка основной посудой для приготовления здесь служит латка. Этим словом в северном говоре называют неглубокую глиняную миску, что-то вроде грузинского кеце или балканского тавче. Рыбу, кашу, овощи поморы готовят в основном в латке. Еда в ней готовится быстрее и быстрее сохнет, чем в среднерусском горшке, отсюда распространенность еще одного, чисто поморского кулинарного приема - воложения.

Словом волож поморы называют соус, в котором еду тушили, запекали, или поливали им перед подачей. Воложей - великое множество. В первую очередь, конечно, молочные, сметанные и масляные. Ягодные - из брусники, клюквы, черники, морошки, менее известных северных ягод - костяники, княженики, вороники. В городах воложи были еще более разнообразными и порой весьма экзотичными.

Архангельск, бывший до петровских времен единственным русским морским портом, служил не окном, а нормальным выходом в Европу. Богатые архангелогородцы еще триста-четыреста лет назад готовили воложи, к примеру, из лимонов, с обилием специй. Общее пренебрежение к картофелю, который прочно вошел в русскую кухню только к концу XIX века, не касалось лишь столиц и их окрестностей, западных губерний, всегда сильно связанных с Европой, и поморских земель. Зная скудность своей почвы и суровость климата, поморы одними из первых оценили неприхотливость и урожайность картошки, которой, вместе с репой, брюквой и капустой, засевали свои огороды еще в XVIII веке.

Кофе по-поморски

Вместе со специями, картофелем и южными фруктами в Архангельск попал и кофе. Так получилось, что первыми этот напиток на российской территории распробовали на крайнем ее севере, в поморских землях, и на южных рубежах, заселенных казаками, которые получили кофе напрямую от турок. Поморы готовили кофе на свой манер, используя для него небольшие самовары. В кофе добавляли специи и соль. Пили, его, конечно, далеко не все жители региона, а лишь самые богатые и знатные - ведь кофе, как и другие заморские товары, стоил в те времена астрономических денег.

Подинье и козули

А вот молочные продукты - в гораздо больших количествах и более разнообразные, чем в остальной России - употребляли решительно все поморы. Рыболовство, охота и скотоводство в здешнем климате всегда были более надежным источником продовольствия, чем земледелие. Помимо всем известных сливок, творога и простокваши, поморы охотно готовили и употребляли подинье - так поморы называли пахту, жидкость, оставшуюся от взбивания масла.

На ее основе делались шаньги - сдобные пирожки, начинка у которых была не внутри, а сверху, как у ватрушки. Основным зерном для шанег и хлеба была, конечно, рожь. Из ржаной муки пекли и главное поморское лакомство - «козули». Это ржаные пряники в форме птиц и животных, совсем не обязательно именно коз. Другая северная сладость - вяленица - это сушеные на солнце и ветру плоды, в первую очередь репа. Запивали козули и вяленицы кёжем - ягодным отваром со специями и медом, загущенным ржаной мукой. Получалось что-то среднее между сбитнем и негустым киселем. Пива и тем более водки воспитанные в староверческой строгой традиции поморы почти не пили. То самое «русское пьянство» на север, вместе с прочими бедами, пришло уже в советское время. Надеемся, возрождение местной кухни и культуры с ним справится.

Жители Поморья и сейчас трепетно берегут свои традиции, основы кухни и питания в том числе. Так может потому и сохранили здоровую наследственность, созидательную активность и долголетие, богатырскую силушку и в наше время. Хороший пример для всех славян!

Поморы - коренной народ российского севера. Они издавна занимались рыболовством, торговым мореплаванием и судостроением. На парусных судах (кочах) они посещали полярные земли и острова (Колгуев, Новая Земля), впервые достигли архипелага Шпицберген (его поморское название Грумант, возможно, произошло от искажённого "Гренландия"), на восток доходили до северной Сибири, где основали город Мангазея.

Жизненный уклад поморов напрямую соприкасался с их промысловой деятельностью. Они занимались зверобойным промыслом, рыболовством, смолокурением, пивоварением, добычей соли. Поморы также владели и гончарным делом, осваивали декоративно-прикладное искусство (глиняные игрушки, резьба по кости, роспись по дереву и многое другое).

Культурная жизнь поморов была очень насыщенной. На Севере испокон веков соблюдалось множество праздников: православных, аграрных, семейных. Все они сопровождались разнообразными обрядами, традициями, поверьями. В музыкальной культуре поморов сохранилась архаичная манера пения, которая сложилась в церковном песнопении с введением на Руси христианства: в один голос (вне зависимости от количества поющих) и без музыкального сопровождения. Под влиянием жизненного уклада сложился особый национальный поморский характер. Поморы устойчивы в симпатиях и антипатиях, что нередко воспринимается как упрямство и злопамятность. Громкая речь среди поморов - явление редкое, признак крайнего раздражения. Один из самых древних обычаев поморов - не запирать двери дома, коренные жители Севера никогда не знали, что такое запоры.

Многие иностранцы, посетившие Поморье, дали следующую характеристику местному населению: поморы - это немногословные, сдержанные люди, всегда готовые прийти на помощь; они доброжелательны, доверчивы и гостеприимны.

Источники:

• Гемп, К. П. Сказ о Беломорье / Г. П. Гемп. - Архангельск, 2004. - С. 101-111.
• Ефименко, П. С. Материалы по этнографии русского населения Архангельской губернии. Ч. 1. / П. С. Ефименко - М., 1877. - С. 1-73.