Анализ поэмы «Черный человек» (С. А. Есенин). Поэма сергея есенина "черный человек" Черный человек изначальный вариант есенин

История создания поэмы «Чёрный человек» многое говорит о произведении. По свидетельству некоторых современников, первоначальный вариант был длиннее и отличался ещё большим трагизмом. Супруга поэта Софья Толстая-Есенина говорила о том, как он читал поэму сразу после написания: «Казалось, разорвётся сердце». Неизвестно, что побудило Есенина уничтожить черновые наброски и оставить сокращённый вариант, однако и он поражает своей депрессивной силой.

Первое прочтение оставляет почти болезненное впечатление: попытки воспалённого сознания проанализировать себя, раздвоение личности, алкогольный бред. Но работа над поэмой длилась долго, «Чёрный человек» — это не поток мыслей, хлынувших в одночасье на бумагу. Замысел возник ещё во время зарубежных поездок Есенина, где он, до исступления любивший родную землю, не мог не чувствовать себя чужим и ненужным. И чёрная меланхолия, к тем дням всё чаще одолевавшая поэта, усиливала это ощущение и дарила страшное вдохновение.

Год завершения поэмы — 1925 — это последний год жизни Есенина. Такого искреннего, пугающего своей мрачностью самоанализа не найти в русской поэзии, и только предчувствие окончания жизненного пути способно подарить произведению столь депрессивные краски.

В начале поэмы стоит обращение «Друг мой, друг мой» , такое же, как в его последнем стихотворении, созданном перед смертью. И читатель сразу, ещё во вступлении, оказывается вовлечённым в действие поэмы, будто на самом деле слушая исповедь друга. Герой поэмы не щадит себя и с первых строк признаётся, что причиной душевной болезни, прихода «чёрного человека» может быть алкоголь, а дальше говорит и о собственной распущенности, и о самообмане. И это не картинное покаяние, а простое признание, которое заставляет искренне жалеть такого человека.

Болезненная метафора «Голова машет ушами, как крыльями птица» , и ей «на шее ноги маячить больше невмочь» , отсылает к суицидальным мыслям, и следующий дальше рефрен «чёрный человек» нагнетает настроение до предела, подготавливая к его появлению. Всё, пришёл! Садится на кровать… и дальше — россыпь неприятных, усиливающих мрачное настроение слов: «мерзкой» , «гнусавя» , «усопшим» ,«тоска» , «страх» .

Прямая речь «чёрного человека» , этого пугающего второго «я» героя поэмы, воспринимаются как откровение, признание в том, что душа пытается скрыть от самой себя. Не только поругание, но и похвала:«авантюрист самой лучшей марки» , «поэт с ухватистой силою» … и дальше едкая насмешка — о«женщине сорока с лишним лет, скверной девочке, его милой» . Герой слушает, не перебивая, а чёрный человек объясняет жизнь поэта и раскрывает её самообман: в тоске и унынии изо всех сил казаться улыбчивым и простым, и пытаться выдавать это за счастье. Здесь его речь всё же прерывается: лирический герой отказывается признавать в жутковатом портрете себя! И чёрный человек, глядя в упор, хочет назвать его жуликом и вором, но — пауза, страшный гость исчезает.

Вторая часть поэмы начинается с повтора начальной тоскливой строфы, но дальнейшее описание довольно спокойное. Тихий зимний пейзаж, ночь, герой никого не ждёт, стоя у окна… И вдруг снова подкрадывается жуть: «зловещая птица» , «деревянные всадники» , и — «опять этот чёрный на кресло моё садится» , теперь описанный более чётко, в цилиндре и сюртуке. Повторяется обличение героя, россыпь слов «подлец» , «ненужно» , «глупо» , «дохлая томная лирика» . В кульминации поэмы чёрный человек нападает на самое важное, на суть вдохновения и поэзии. «Как прыщавой курсистке длинноволосый урод говорит о мирах, половой истекая истомою» , — это прямое оскорбление и унижение! И чтобы уж не осталось никаких сомнений в том, кого имеет в виду незваный гость, следует точное описание: «мальчик в простой крестьянской семье, желтоволосый, с голубыми глазами… стал он взрослый, к тому ж поэт» . И герой не выдерживает: взбешённый, разъярённый, бросает трость «прямо к морде его, в переносицу»

Далее — короткая и драматичная развязка , при первом прочтении поражающая читателя неожиданностью. «Что ты, ночь, наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один… И разбитое зеркало…» Две детали: цилиндр, который был надет на «чёрном человеке» , и зеркало несомненно указывают, что страшный разговор герой вёл с самим собой. И сразу картина обличения, порицания становится ещё более трагичной: как, сознавая всё это и старательно пряча от себя, можно было не сойти с ума и продолжать писать?!

Необыкновенно ценной становится поэма — откровенное признание Есенина, близок и понятен становится и он сам. И даже его трагическая гибель предстаёт в другом свете, после прочтения «Чёрного человека» — реквиема поэта самому себе.

http://goldlit.ru/esenin/525-chernii-chelovek-analiz

Рассказчик говорит, что очень болен. К нему приходит черный человек. Он садится на кровать и не позволяет спать рассказчику. Черный человек читает книгу как монах на похоронах. В этой книге написано про человека, который много пил и был авантюристом, но у него были большие и хорошие планы. Но страна, в которой он жил, была полна плохих людей. Рассказчику от того, что ему говорит черный человек, становится страшно.

В стране, где живет рассказчик, в декабре падает много снега. И часто бывают метели. Потом черный человек снова читает свою книгу. Человек, про которого в ней написано был поэтом. Он любил женщину, которой было около сорока лет. По его мнению, счастливые люди должны быть ловкими. Тяжело в жизни оставаться позитивным при любых обстоятельствах: при плохой погоде, при проблемах с семейной жизни, при потерях. Рассказчик просит черного человека перестать читать об этом поэте, потому что ему эта информация неинтересна. Черный человек смотрит на рассказчика, он злится и уходит.

В другую ночь рассказчик сидит один у окна. Он никого не ждет. Он смотрит на деревья, на равнину. Он слышит стук, пение птицы, которое кажется ему зловещим. Снова приходит черный человек, на нем надет сюртук и цилиндр. Он приближается к рассказчику и начинает с ним разговаривать, он никогда не видел, чтоб люди так бессмысленно страдали бессонницей. Черный человек предполагает, что рассказчик ждет свою возлюбленную. Он говорит, что любит поэтов. Потом он рассказывает про мальчика, который жил в крестьянской семье. У ребенка были светлые волосы и голубые глаза, а теперь он вырос. Рассказчик ругает черного человека и кидает в него трость

Ночь закончилась, рассказчик понимает, что он в комнате находится один, на нем надет цилиндр, и он разбил зеркало.

Стихотворение учит здоровому образу жизни, тому, что нельзя много пить.

Картинка или рисунок Есенин - Черный человек

Другие пересказы и отзывы для читательского дневника

  • Краткое содержание Несбит Дети железной дороги

    Дети Роберта, Питер, Филлис и их мать, после того, как по ложному обвинению полицейские забирают отца семейства, вынуждены из большого лондонского дома с прислугой переехать в деревенский дом. Детям мать говорит, что папа просто уехал

  • Краткое содержание Чехов Ванька Жуков

    Ванька Жуков – сирота девяти лет отроду. Он жил с дедушкой в одной деревеньке, но вот уж три месяца как его отдали сапожнику Аляхину на обучение. Вечером перед Рождеством Ванька не спит

В январском номере журнала «Новый мир» в 1926 году появилась ошеломляющая

публикация: «С. Есенин. «Черный человек». Текст поэмы производил особенно сильное впечатление на фоне недавней трагической кончины молодого поэта (как известно, 28 декабря 1925 года Есенина нашли мертвым в ленинградской гостинице «Англетер»). Современники сочли это произведение своеобразной покаянной исповедью «скандального поэта». И действительно, такого беспощадного и мучительного самообличения, как в этом произведении, не знала русская лира. Приведем здесь его краткое содержание.

«Черный человек»: Есенин наедине с собой

Поэма открывается обращением, которое поэт повторит в предсмертном стихотворении: «Друг мой, друг мой, - начинает исповедоваться лирический герой, - я очень и очень болен...». Мы понимаем, что речь идет о душевном страдании. Выразительна метафора: голова сравнивается с птицей, стремящейся улететь, «Ей на шее ноги/ маячить больше невмочь». Что же происходит? В пору терзающей бессонницы к герою приходит и садится на постель мистический Черный человек. Есенин (анализ источников создания поэмы это подтверждает) апеллирует в некоторой степени к произведению Пушкина «Моцарт и Сальери». накануне гибели тоже виделся некий зловещий черный человек. Однако у Есенина эта фигура осмысливается совсем по-другому. Черный человек - это Альтер-эго поэта, другое его «Я». Чем же мучает лирического героя скверный Черный человек?

Есенин: анализ внутреннего мира поэта накануне самоубийства

В третьей строфе поэмы возникает образ книги, в которой до мельчайших подробностей излагается вся человеческая жизнь. В Библии, в говорится о том, что, читая Книгу жизни, Бог судит каждого человека, согласно его делам. Письмена в руках есенинского Черного человека демонстрируют, что и дьявол пристально следит за судьбами людей. В его записях, правда, не развернутая история личности, а лишь ее краткое содержание. Черный человек (Есенин подчеркивает это) выбрал все самое неприглядное и злое. Он рассказывает о «прохвосте и забулдыге», об авантюристе «самой высокой марки», об «изящном поэте» с «ухватистой силою». Он утверждает, что счастье - это только «ловкость ума и рук», пускай и приносят «много мук... изломанные/И лживые жесты». Здесь стоит упомянуть о новомодной теории, сложившейся в декадентских кругах начала 20 века, об особой миссии языка жестов, приверженцем которой был Есенин, и «царицей» которых являлась великая танцовщица Брак с нею был недолгим и не принес поэту благословения. «Казаться улыбчивым и простым» в то время, когда тоска, ему приходилось не только по воле господствовавшей тогда моды. Только так поэт мог скрыть и от самого себя мрак грядущей безнадежности, связанной не только с внутренними противоречиями личности, но и с ужасами большевизма в России.

Что таится на дне души?

В девятой строфе поэмы мы видим, как лирический герой отказывается говорить с незваным гостем, он все еще хочет откреститься от страшного рассказа, который ведет Черный человек. Есенин анализ житейских передряг «какого-то» морального «жулика и вора» еще не принимает как исследование собственной жизни, сопротивляется этому. Однако уже и сам понимает, что тщетно. Поэт упрекает черного гостя в том, что он смеет вторгаться в глубины и доставать что-то с самого дна, ведь он «не на службе …водолазовой». Эта строка полемически обращена к произведению Альфреда Мюссе, который в «Декабрьской ночи» использует образ водолаза, блуждающего по «пропасти забвения». Грамматическая же конструкция («водолазовая служба») апеллирует к морфологическим изыскам Маяковского, который по-футуристически смело ломал устоявшиеся формы в языке.

Один у окошка

Образ ночного перекрестка в двенадцатой строфе напоминает о христианской символике креста, соединяющего все направления пространства и времени, и содержит языческое представление о перекрестке как месте нечистых заговоров и чар. Оба эти символа с детства впитал впечатлительный крестьянский юноша Сергей Есенин. Стихи «Черный человек» объединяют две противоположные традиции, отчего страх и мука лирического героя обретают глобальный метафизический оттенок. Он «один у окошка»... Слово «окно» этимологически связано в русском языке со словом «око». Это глаз избы, через который в нее льется свет. Ночное окно напоминает зеркало, где каждый видит свое отражение. Так в поэме появляется намек на то, кто на самом деле этот Черный человек. Теперь издевка ночного гостя приобретает более конкретный оттенок: речь идет о поэте, появившемся на свет «может, в Рязани» (там родился Есенин), о светловолосом крестьянском мальчике «с голубыми глазами»...

Убийство двойника

Не в силах сдержать ярость и гнев, лирический герой пытается уничтожить проклятого двойника, бросает в него трость. Этот жест - бросить в привидевшегося черта что-нибудь - не раз встречается в литературных произведениях русских и зарубежных авторов. После этого исчезает Черный человек. Есенин (анализ аллегорического убийства двойника в мировой литературе доказывает это) пытается как бы уберечь себя от преследования своего другого «Я». Но всегда такой финал ассоциируется и с самоубийством.

Поэт, стоящий в одиночестве перед предстает в последней строфе произведения. Символика зеркала, как проводника в другие миры, уводящие человека из действительности в обманный демонический мир, усиливает мрачный и многозначительный финал поэмы.

Реквием по надежде

Трудно, почти невозможно так бичевать себя на глазах у огромной публики, как это делает Есенин. Его невероятная искренность, с которой он открывает миру свою боль, делают исповедь отражением душевного надлома всех современников Есенина. Не случайно знавший поэта писатель Вениамин Левин отозвался о Черном человеке как о судебном следователе «по делам всего нашего поколения», питавшего много «прекраснейших мыслей и планов». Левин заметил, что в этом смысле добровольная ноша Есенина чем-то сродни жертве Христа, который на себя «взял немощи» и понес на себе все человеческие «болезни».

История создания поэмы «Чёрный человек» многое говорит о произведении. По свидетельству некоторых современников, первоначальный вариант был длиннее и отличался ещё большим трагизмом. Супруга поэта Софья Толстая-Есенина говорила о том, как он читал поэму сразу после написания: «Казалось, разорвётся сердце». Неизвестно, что побудило Есенина уничтожить черновые наброски и оставить сокращённый вариант, однако и он поражает своей депрессивной силой.

Первое прочтение оставляет почти болезненное впечатление: попытки воспалённого сознания проанализировать себя, раздвоение личности, алкогольный бред. Но работа над поэмой длилась долго, «Чёрный человек» - это не поток мыслей, хлынувших в одночасье на бумагу. Замысел возник ещё во время зарубежных поездок Есенина, где он, до исступления любивший родную землю, не мог не чувствовать себя чужим и ненужным. И чёрная меланхолия, к тем дням всё чаще одолевавшая поэта, усиливала это ощущение и дарила страшное вдохновение.

Год завершения поэмы - 1925 - это последний год жизни Есенина. Такого искреннего, пугающего своей мрачностью самоанализа не найти в русской поэзии, и только предчувствие окончания жизненного пути способно подарить произведению столь депрессивные краски.

В начале поэмы стоит обращение «Друг мой, друг мой» , такое же, как в его последнем стихотворении, созданном перед смертью. И читатель сразу, ещё во вступлении, оказывается вовлечённым в действие поэмы, будто на самом деле слушая исповедь друга. Герой поэмы не щадит себя и с первых строк признаётся, что причиной душевной болезни, прихода «чёрного человека» может быть алкоголь, а дальше говорит и о собственной распущенности, и о самообмане. И это не картинное покаяние, а простое признание, которое заставляет искренне жалеть такого человека.

Болезненная метафора «Голова машет ушами, как крыльями птица» , и ей «на шее ноги маячить больше невмочь» , отсылает к суицидальным мыслям, и следующий дальше рефрен «чёрный человек» нагнетает настроение до предела, подготавливая к его появлению. Всё, пришёл! Садится на кровать… и дальше - россыпь неприятных, усиливающих мрачное настроение слов: «мерзкой» , «гнусавя» , «усопшим» , «тоска» , «страх» .

Прямая речь «чёрного человека» , этого пугающего второго «я» героя поэмы, воспринимаются как откровение, признание в том, что душа пытается скрыть от самой себя. Не только поругание, но и похвала: «авантюрист самой лучшей марки» , «поэт с ухватистой силою» … и дальше едкая насмешка - о «женщине сорока с лишним лет, скверной девочке, его милой» . Герой слушает, не перебивая, а чёрный человек объясняет жизнь поэта и раскрывает её самообман: в тоске и унынии изо всех сил казаться улыбчивым и простым, и пытаться выдавать это за счастье. Здесь его речь всё же прерывается: лирический герой отказывается признавать в жутковатом портрете себя! И чёрный человек, глядя в упор, хочет назвать его жуликом и вором, но - пауза, страшный гость исчезает.

Вторая часть поэмы начинается с повтора начальной тоскливой строфы, но дальнейшее описание довольно спокойное. Тихий зимний пейзаж, ночь, герой никого не ждёт, стоя у окна… И вдруг снова подкрадывается жуть: «зловещая птица» , «деревянные всадники» , и - «опять этот чёрный на кресло моё садится» , теперь описанный более чётко, в цилиндре и сюртуке. Повторяется обличение героя, россыпь слов «подлец» , «ненужно» , «глупо» , «дохлая томная лирика» . В кульминации поэмы чёрный человек нападает на самое важное, на суть вдохновения и поэзии. «Как прыщавой курсистке длинноволосый урод говорит о мирах, половой истекая истомою» , - это прямое оскорбление и унижение! И чтобы уж не осталось никаких сомнений в том, кого имеет в виду незваный гость, следует точное описание: «мальчик в простой крестьянской семье, желтоволосый, с голубыми глазами… стал он взрослый, к тому ж поэт» . И герой не выдерживает: взбешённый, разъярённый, бросает трость «прямо к морде его, в переносицу»

Далее - короткая и драматичная развязка , при первом прочтении поражающая читателя неожиданностью. «Что ты, ночь, наковеркала? Я в цилиндре стою. Никого со мной нет. Я один… И разбитое зеркало…» Две детали: цилиндр, который был надет на «чёрном человеке» , и зеркало несомненно указывают, что страшный разговор герой вёл с самим собой. И сразу картина обличения, порицания становится ещё более трагичной: как, сознавая всё это и старательно пряча от себя, можно было не сойти с ума и продолжать писать?!

Необыкновенно ценной становится поэма - откровенное признание Есенина, близок и понятен становится и он сам. И даже его трагическая гибель предстаёт в другом свете, после прочтения «Чёрного человека» - реквиема поэта самому себе.

  • «Я покинул родимый дом…», анализ стихотворения Есенина
  • «Шаганэ ты моя, Шаганэ!..», анализ стихотворения Есенина, сочинение

4. Слово молодому ученому

СИСТЕМНО-ПСИХОЛОГИЧЕСКИЙ АНАЛИЗ
ПОЭМЫ С.А. ЕСЕНИНА «ЧЕРНЫЙ ЧЕЛОВЕК»

Комаров Р.В.,
МГПУ, Москва

В статье приводится психологический анализ одной из известных поэм творчества С.А. Есенина с позиций междисциплинарногоподхода.

SYSTEM-PSYCHOLOGICAL ANALYSIS OF THE POEM BY S. YESENIN «THE BLACK MAN»

Komarov R.V.,
MCPU, Moscow

In this article the system-psychological analysis of one of the known poem by S.A.Yesenin is discussed from the positions of the interdisciplinary approach.

«Шея ноги» в «Черном человеке» — удивительный художественный образ, превратившийся для есениноведов в гордиев узел на канате поэмы, который, как на соревнованиях, тянут в противоположные стороны (кто перетянет); разумеется, каждый с благим намерением таким, образом его развязать.

Что выходит из этого, наглядно показал международный научный симпозиум «Сергей Есенин: Диалог с XXI веком».Глазами из зала вывод, который напрашивается после доклада В.А. Дроздкова : примирение «канатоборцам» только снится, и сон этот явно из разряда кошмарных. Пока не появится свой Македонский, роком которому уготовано занести меч, чтобы одним ударом гордиев узел разрубить, не составляет труда спрогнозировать, что ждет образ-загадку в будущем.
На роль такового (Македонского), на мой взгляд, может претендовать междисциплинарный подход. А именно: рабочий альянс наук — филологии с психологией. У психолога есть важное преимущество: как ребенок в известной сказке Х.К. Андерсена, воскликнувший «Король-то голый!», он в силу филологической неискушенности может на ставшую камнем преткновения проблему посмотреть непредвзято, с чистым наивным удивлением, замечая детали, видимые только ему.

Эти детали себя обнаруживают, если не потерять контекст, в котором они существуют: во-первых, контекст целостного произведения и, во-вторых, еще более широкий контекст биографии поэта, способный пролить свет на личностные детерминанты творческого процесса. Так на уровне конкретной творческой личности преломляется психологический закон, который в декабре 1924 года в докладе, сделанном на заседании Кантовского общества, озвучил близкий друг Альберта Эйнштейна Макс Вертхаймер. «Существуют связи, — сказал он, — в которых не из отдельных кусков и их соединения выводится то, что происходит в «целом», а наоборот — то, что происходит в одной из частей «целого», определяется внутренними законами структуры этого целого. Я дал вам формулу. Гештальттеория есть именно это, не больше и не меньше. Сегодня эта формула в приложении к различным сторонам действительности (часто очень различным) выступает как решение проблемы» .
Последовательное претворение в жизнь подобной системной логики заставляет усомниться: такая ли уж «шея ноги» — «нелепица» (В.А. Вдовин) и «логическая бессмыслица плюс совершеннейшее отсутствие образа» (С.П. Злобин) или же этот «безвкусный и непонятныйобраз» (В.А. Дроздков) — на самом деле одна из драматичнейших и психологически очень точных есенинских находок, которую по недоразумению осмеливаются уничтожить, подменив беспомощной «шеей ночи». Итак, откуда есть пошла «шея ноги».
По признанию самого Есенина, «Черный человек» это лучшее, что он когда-либо сделал. Вещь, пробирающая до жути, рефлексивная, предельно автобиографичная, что, конечно, ничуть не умаляет ни ее философского, ни эстетического содержания.
«Эта жуткая лирическая исповедь, — вспоминал В.Ф. Наседкин, — требовала от него [Есенина]колоссального напряжения и самонаблюдения. Я дважды заставал его пьяным в цилиндре и с тростью перед большим зеркалом с непередаваемой нечеловеческой усмешкой, разговаривавшим со своим двойником-отражением или молча наблюдавшим за собою и как бы прислушивающимся к самому себе» .
По мистической иронии судьбы финальные правки поэмы спустя два года кропотливой работы были сделаны в ночь с 13-го на 14-ое ноября 1925 года — в пятницу 13-го — за полтора месяца до самоубийства и ровно за месяц до последнего письма, которое Есенин отправил начинающему поэту Я.Е. Цейтлину. Это письмо оказалось во многом знаковым, ибо оно венчает предел развития взглядов поэта на природу искусства, без чего загадочный образ — «шея ноги» — не поддастся разгадке.
20 июня 1924 года в автобиографии Есенин писал: «Прежде всего я люблю выявление органического. Искусство для меня не затейливость узоров, а самое необходимое слово того языка, которым я хочу себя выразить» .
К этой мысли он пришел уже раньше: «<…>Дело не в сравнениях, а в самом органическом» , — замечал он в «Железном Миргороде».

Оно и понятно. Сравнение лишь инструмент в руках мастера, некая связь в системе между элементами. Здание строится из кирпичей и цемента с помощью мастерка (кельмы), но само здание — не цемент, не кельма и не груда кирпичей. Там, где есть целое, оно не просто сумма частей, его составляющих. Появляется нечто, отличное от суммы, — системообразующая функция или — как частный ее случай — φ-феномен , открытый психологией еще в 1912 году. Есенин его хорошо чувствовал: по рождению φ-феномена можно судить о рождении в искусстве органического.
«— Хорошие стихи Володя читал нынче. А? Тебе — как? Понравились? —задавал Есенин вопрос В. Эрлиху. — Очень хорошие стихи! Видал, как он слово в слово вгоняет? Молодец! <…>Очень хорошие стихи… Одно забывает! Да не он один! Все они думают так: вот — рифма, вот — размер, вот — образ, и дело в шляпе. Мастер. Черта лысого — мастер! Этому и кобылу научить можно! Помнишь «Пугачева»? Рифмы какие, а? Все в нитку! Как лакированные туфли блестят! Этим меня не удивишь. А ты сумей улыбнуться в стихе, шляпу снять, сесть — вот тогда ты мастер!..»
То есть поэзия суть рождение чуда. И мысль поэта предельно прозрачна: не ремесло красит творчество. Ремесло — всего-навсего орудие творчества. Поэтомув последние годы о технике в поэзии Есенин отзывался неодобрительно и относился к ней даже враждебно: «Знаем мы все эти штуки. Они думают, что все эти формальные приемы и ухищрения нам неизвестны. Не меньше их понимаем и в свое время обучились достаточно всему этому» .
К концу 1924-го года мысль Есенина об органическом искусстве находит свое развитие в идее, которая рано или поздно озаряет всякую крупную творческую личность.
В письме Жорж Санд Фредерик Шопен писал: «Простота приходит последней» . Применительно к театральному искусству талантливый ученик К.С. Станиславского Михаил Чехов делал вывод: «Четыре качества присущи истинному произведению искусства: легкость, форма, целостность (завершенность) и красота» .
К простоте (легкости) как критерию органического искусства приходит и Есенин. «Писать надобно как можно проще. Это трудней» , — говорил он А.К. Воронскому.
За непонимание открывшейся ему сущности искусства он в письме из Батуми выговаривал Гале Бениславской: «Только одно во мне сейчас живет. Я чувствую себя просветленным, не надо мне этой глупой шумливой славы, не надо построчного успеха. Я понял, что такое поэзия.
Не говорите мне необдуманных слов, что я перестал отделывать стихи. Вовсе нет. Наоборот, я сейчас к форме стал еще более требователен. Только я пришел к простоте и спокойно говорю: «К чему же? Ведь и так мы голы. Отныне в рифмы буду брать глаголы» .
Не всякий на это имеет право. Пушкин, которого он цитирует, имел. Теперь вот он имеет. Товарищ Я.Е. Цейтлин пока нет, поскольку стоит только у истоков творческого пути, по случаю чего Есенин дает ему творческое наставление: «Дарование у Вас безусловное, теплое и подкупающее простотой. Только не упускайте чувств, но и строго следите за расстановкой слов.
Не берите и не пользуйте избитых выражений. Их можно брать исключит<ельно> после большой школы, тогда в умелой рамке, в руках умелого мастера они выглядят по-другому» .
На лицо в контексте судьбы поэта очевидная диалектическая спираль. К концу жизни Есенин в творческом развитии проделал серьезный закономерный виток: первые стихи его были шаблонны и несамостоятельны в смысле подражательности. Их надо было преодолеть. Он преодолел (переход в противоположность). Особенно яро от шаблонности он бежал в бытность имаджинистом и за новаторство в борьбе с шаблонностью искренне ценил В. Брюсова . Теперь же Есенин диалектически — двойное отрицание —к шаблонности возвращается при условии, что она как часть бытует органично в структуре целого. В таком состоянии она не только не убивает чудо по имени Поэзия; напротив, ее рождению лишь содействует.
В своих мемуарах А.К. Воронскийза Есениным отмечал это: «Его «простое» мастерство было высоким. Поэтический лексикон Есенина с первого взгляда незатейлив и даже беден, но проследите, что он делает в своих стихах с черемухой, с садом, с березкой: они у него всегда наши, родные и всегда выглядят по-иному. Даже избитое, шаблонное и трафаретное освежалось у него напором чувств и подкупающей искренностью» .

Яркий пример органичной шаблонности в творчестве Есенина — располагающееся по соседству с «шеей ноги» и подводящее к ее разгадке сравнение в «Черном человеке»:

Голова моя машет ушами,
Как крыльями птица

Образ птицы в литературе и музыке — крайне избитый шаблон. Вспомнить хотя бы песню «TheBeatles» «Freeas a Bird» или строки Маргариты Пушкиной в исполнении группы «Ария»:

Я свободен,
Словно птица в небесах.

Не говоря уже про школой набитую «оскомину» сознания из «Грозы»А.Н. Островского: «Отчего люди не летают так, как птицы?»
Казалось бы, от какого-какого сравнения в первую очередь стоило бы отказаться, так это от образа птицы, машущей крыльями. Имаджинисты так бы и сделали— в лучшем случае. В худшем — надругались бы над ним, как в свое время Вадим Шершеневич, сравнивший людей с воробьями, копошащимися в помете .Но Есенин осознанно идет на рисковый шаг и использует стереотипную ассоциацию, ибо его эстетическое чувство, чувство истинного художника, видение которого обладает внутренним критерием качества, говорит ему: именно в этом месте образ птицы как нельзя кстати, потому что органичен.
Эта органичность двоякого рода. Стратегически образ птицы прокладывает мостик тревожности ко второй части поэмы, где, трансформируясь, еще раз объявляет себя — плачем большой зловещей птицы. Тактически, рождаясь естественным образом — по аналогии (ассоциация по сходству), он служит органичным продолжением другого органического образа — головы, которая машет ушами.
А вот почему уши вдруг превратились в крылья, причина на этот раз лежит в другой плоскости. Здесь в свои права вступает тоже ассоциация по сходству, однако первичный стимул ее рождению лежит не вовне, а внутри — в интерорецептивных ощущениях.
Не стоит списывать со счетов тот факт, что и рождение замысла поэмы, и работа над «Черным человеком» протекали на фоне сформированной у поэта алкогольной зависимости. Последняя, так или иначе, тематически пронизывает позднее творчество поэта.

На лице часов в усы закрутились стрелки.
Наклонились надо мной сонные сиделки.

Наклонились и хрипят: «Эх ты, златоглавый,
Отравил ты сам себя горькою отравой.

Мы не знаем: твой конец близок ли, далек ли.
Синие твои глаза в кабаках промокли» .

* * *
Я отцвел, не знаю где. В пьянстве, что ли? В славе ли?
В молодости нравился, а теперь оставили .

Не забывает алкогольный мотив заявить себя и в «Черном человеке» как возможная причина (в действительности — следствие) «болезни» главного героя:

Друг мой, друг мой,
Я очень и очень болен.
Сам не знаю, откуда взялась эта боль.
То ли ветер свистит
Над пустым и безлюдным полем,
То ль, как рощу в сентябрь,
Осыпает мозги алкоголь .

Логично провести связь между алкоголизмом Есенина и образом головы, машущей ушами. И зависимость эта весьма очевидная. Меньше всего только ее следует выводить напрямую . Поступать так — вульгарно и примитивно.Хотя, увы, были и есть такие , кто идет по пути наименьшего сопротивления, редуцируя талант к «помешательству» и закрывая глаза на всем известную данность, что Есенин пьяным никогда не писал. Больше того, в «Черном человеке» каждое слово — плод глубинной рефлексии и осознания. Есенин давал себе полный отчет: о чем поэма; ради чего она написана; что с ней надо делать и чего не надо. Недаром, передавая рукопись поэмы сестре — Кате, он наказывал: «Шуре читать эту вещь не нужно» .

Каким же образом в «Черном человеке» бытует связь между «машущими ушами» и алкоголизмом поэта?Присутствие ее завуалированно или (что то же)опосредованно .
Чтобы прочувствовать ее происхождение, достаточно проделать несложный эксперимент, доступный каждому. Надо сесть и склонить голову себе на грудь. Не пройдет и минуты, как в голове возникнут ощущения жара и пульсации, отдающей в виски и уши. Спровоцированные приливом крови, эти ощущения органически порождают ассоциацию, избирающую проторенный путь и ведущую к шаблонному образу взмахов крыльями. При этом основанием для сходства между ними служит общность побуждения к действию: во взмахах есть определенная цикличность и в пульсации крови тоже есть цикличный ритм.На этом эксперимент можно закончить. Дальнейшее его продолжение лучше воссоздать с помощью воображения, представив, чтоэто пульсация после воздействия алкоголя, расширяющего сосуды и приводящего тем самым к усилению кровотока, да вдобавок когда это все усугубляется головными болями…
К сожалению, подобные состояния были знакомы Есенину не понаслышке. К концу жизни все чаще и чаще про него звучало: «Мертвецки пьян». Одной бедной Гале Бениславской сколько всего по этому поводу пришлось перенести. Чего только стоит жалостливая фраза Сергея в одну из попоек: «Мне надо ехать домой. Иначе мозг кончится, кончится здесь» , —и показал на голову.
Анатолий Мариенгоф по возвращении Есенина из-за границы тоже описывал печальную сцену: «На извозчике на полпути к дому Есенин уронил мне на плечо голову, как не свою, как ненужную, как холодный костяной шар.
А в комнату на Богословском, при помощи чужого, незнакомого человека, явнес тяжелое, ломкое, непослушное тело.Из-подупавших мертвенно-землистыхвек сверкали закатившиеся белки.На губах слюна. Будто толькочтожадно инеряшливо ел пирожное и перепачкал рот сладким, липким кремом. А щеки илобсовершенно белые. Как лист ватмана» .
После знакомства с таким Есениным трудно не согласиться с А. Никольским, который в поэме «Черный человек» среди всех прочих возможных значений слова «маячить»применительно к голове

Ей на шее ноги
Маячить больше невмочь

останавливается на значении «шевелиться на воздухе, мотаться» из «Толкового словаря живого великорусского языка» В.И. Даля.
А в итоге, уже с первых строк поэмы, учитывая ее автобиографический характер, вырисовывается весьма удручающая картина. Главный герой (в лице которого представлен сам Есенин) сидит перед зеркалом пьяный с опущенной головой. Та — некрепкая, ослабшая, обессиленная — мотается приблизительно также, как Есенин о ней напишет весной 1925 года:

Есть одна хорошая песня у соловушки —
Песня панихидная по моей головушке.

Цвела — забубенная, росла — ножевая,
А теперь вдруг свесилась, словно неживая .

Голова, действительно, свешена. Вот герой приходит в себя. В этот момент он испытывает жуткую боль и тревогу. Их причину ему никак не удается опредметить. Понятно, что боль частично алкогольного происхождения. Но не менее понятно и то, что это лишь повод найти ей оправдание. Не в алкоголе дело. Истинная причина глубже — за пределами физиологических процессов.
Вот герой подымает взгляд и видит в зеркале свое отражение. Это он и в то же время не он, потому что отражение искажается… перед ним Черный человек:

Черный человек
На кровать ко мне садится,
Черный человек
Спать не дает мне всю ночь .

Из черновых редакций поэмы известно, что в ранних ее версиях присутствовали строки, впоследствии вычеркнутые:

Друг мой, друг мой,
Я знаю, что это бред.
Боль пройдет,
Бред погаснет, забудется.
Но лишь только от месяца
Брызнет серебряный свет,
Мне другое синеет,
Другое в тумане мне чудится .

Смысл, спрашивается, было их уничтожать, ведь звучит стройно и благодаря этим строкам многое, что последует за встречей главного героя с Черным человеком, казалось бы, встает на свои места, вплоть до разбитого зеркала.
Ан нет. Есениносмысленно отказывается от признания бреда. Психологически это очень мудрый шаг. Логика здесь непререкаема.
Если всё разворачивающееся в поэме действо — бред, значит Черный человек это галлюцинация. Суть последней состоит в том, что испытывающий ее видит то, чего в действительности не существует . Следовательно, Черный человек — объект, которого в реальности нет. Такой расклад Есенину решительно не подходит, ибо признать Черного человека за галлюцинацию означает дать однозначный ответ на вопрос, поставленный в начале поэмы. Вопрос: откуда у главного героя взялась болезнь? Ответ: главный герой в бреду.Одним росчерком интрига напрочь убита. Таинственная неопределенность, создавшая художественный эффект, рассеивается.
Признать бред… тогда рухнет весь идейный контекст произведения. Не признать… тогда на проблему — болезнь главного героя — надо смотретьв ином ракурсе. Она уже морально-нравственного порядка; где-то из области духовного и творческого; она в той системе ценностей, на которые герой держал ориентир;в образе жизни, который он вел; в действиях и поступках, которые совершал.
Таким образом, оставь поэт вычеркнутые строки, он тем самым не оставил бы поводов для сомнений, и любой, кто даже поверхностно прочитал бы поэму, пришел к выводам, что сделалИ.Б. Галант без знания этих строк.
«Поэма “Чорный человек”, — писал психиатр, — дает нам<…> ясную типичную картину алкогольного психоза, которым страдал Есенин. Это типичный алкогольный бред с зрительными и слуховыми галлюцинациями, с тяжелыми состояниями страха и тоски, с мучительной бессонницей, с тяжелыми угрызениями совести и влечением к самоубийству. Этот тяжелый алкогольный психоз и повел Есенина к тому самоубийству, которым он закончил 28 декабря 1925 г. свою печальную жизнь несчастного поэта» .
Искренне завидуешь таким психиатрам: гений… бездарность… без разбора… ответ почти на все готов. Есенину было гораздо сложнее. Когда он работал над поэмой, ему принципиально важно было показать, что Черный человек — не галлюцинация. Вычеркнуть из поэмы бред — осмысленное выверенное действие, которое целью преследовало вывести главного героя из области психопатологии, потому что Черный человек существуетобъективно. Это вторая реальность. Ощутимая. Он материален. Он — в главном герое. Он — отчужденная часть его. А посему встреча с Черным человеком суть иллюзия,то есть искаженное восприятие реальности, сплошь и рядом встречающееся и в норме, например, при синдроме утраты.
Да, конечно, такая иллюзия — иллюзиявоплощенной осознаваемости(ощущение, что рядом якобы кто-то находится) —граничит с галлюцинацией. Как за тревожным предвестникомбреда, за ней тоже нужен глаз да глаз. Однако она еще не галлюцинация. И совершится опасный переход одной в другую или нет — интрига сохраняется.
У этой интриги свое предназначение. Размытость границ, когда не понятно, где вымысел, а где правда; где реальность, а где видение, — больно напоминает одно явление, в котором граница с явью размыта.Да-да, речь о сновидении .
В поэме ему отведено особое место, драматическое по накалу, ведь главный герой страдает бессонницей.Бессонница измучила. И иллюзия в ситуации последней как бы берет на себя функцию заместителя сновидения, становится своеобразным его суррогатом, строящимся (конституированным) по всем законам и механизмам сновидения.
Теперь самое главное: основной механизм сновидения — ключ к разгадке десятой строки . Эта гипотеза — тот самый меч, занесенный над гордиевым узлом.
Дело, по сути, осталось за малым: чтобы последовательно проследить генезис образа «шея ноги», надо нащупать ту сквозную линию в жизни Есенина, которая будет сродни месту, куда попадает камень, брошенный в воду. Как его ни кидай, все равно он оказывается в центре круга. Объявись таковая, сразу станет ясно: и откуда берет происхождение алкоголизм Есенина; и замысел «Черного человека»; и иллюзии главного героя поэмы; и т.д.
Благо, такая линия есть. Ее концентрированное выражение находим в расхожей фразе, знакомой всем и каждому в быту: «Всё перевернулось с ног на голову ». Жизнь Есенина с раннего детства — череда таких переворотов.
Первый: в деревне все дети как дети, худо ли бедно родители их любят; он же при живых отце и матери рос сиротой .
Второй переворот: по природе Есенин женственный — мягкий и нежный. Среди мальчишек себя приходится отстаивать чуждыми нутру методами хулигана и сорванца.
Третий переворот (это уже юность): жизнь — постоянная «стойка на голове». Как умом ни бейся, в жизни нет смысла.Дорогому, любимому, полному сил и благих намерений другу Грише жить бы да жить, но судьба отняла его. Любовь — это чувство, при котором любящие друг перед другом абсолютно открыты, однако любимая (Маша Бальзамова) над его душевной открытостью надругалась, а над ним посмеялась. «Людишки» вместо того, чтобы его хоть немного успокоить, «приносят обиду» .
Дальше: наставник (Николай Клюев), которого он идеализировал, на которого в творческом плане ровнялся, оказался всего лишь коварным ремесленником с хитрецой, подчинившимтворческое мирскому. Нескольких лет хватило отплатить сполна: ученик перерос учителя.
Потом: лучший друг — Анатолий Мариенгоф — клялся в вечной творческой дружбе, а итог клятвам: предал — на женщину променял. Изменил, как изменяют все женщины.
Еще переворот: про себя и Дункан, разочаровавшись, Есенин лаконично скажет:

Я искал в этой женщине счастья,
А нечаянно гибель нашел .

Про народ и Россию:

Вот так страна!
Какого ж я рожна
Орал в стихах, что я с народом дружен?
Моя поэзия здесь больше не нужна,
Да и, пожалуй, сам я тоже здесь не нужен .

Это только некоторые перевороты «с ног на голову» — навскидку. Впрочем, и их достаточно, чтобы прочувствовать, с чего бы Есенину писать в апреле 1925 года:

Пусть меня ласкают нежным словом,
Пусть острее бритвы злой язык.
Я живу давно на все готовым,
Ко всему безжалостно привык.

Холодят мне душу эти выси,
Нет тепла от звездного огня.
Те, кого любил я, отреклися,
Кем я жил — забыли про меня .

Итак, к моменту рождения замысла «Черного человека» в жизни Есенина уже «все перевернуто с ног на голову». Разве что только и остается молить Бога не умереть душой и любовью к искусству . Жизнь и искусство — между ними давно для него стоит знак равенства. Впрочем, к концу 1925-го года и это тождество опрокидывается.
— Сережа, почему ты пьешь? Ведь раньше меньше пил? — за два дня до самоубийства спросила Е.А. Устинова.
Есенин ответил:
— Ах, тетя, если бы ты знала, как я прожил эти годы! Мне теперь так скучно!
— Ну, а твое творчество?
— Скучное творчество! — Он остановился, улыбаясь смущенно, почти виновато. — Никого и ничего мне не надо — не хочу! Шампанское, вот веселит, бодрит. Всех тогда люблю и… себя!
Вся радость осталась что — алкоголь. Понятно, что это не цель, а средство. Средство компенсации. Всего того, что стряслось; что образом жизни убил вдохновение. Он признается В.Эрлиху: «Слушай… Я — конченый человек… Я очень болен… Прежде всего — малодушием» и будет жаловаться «Я потерял дар»; «Что у меня осталось в этой жизни? Слава? Господи боже мой! Ведь я же не мальчик! Поэзия? Разве что… Да нет! И она от меня уходит» .
В конце концов, алкоголь — компенсация самого ужасного. 6 декабря 1925 года он обмолвится в письме И.В. Евдокимову: «Я ведь теперь не знаю, чем пахнет жизнь» .
На лицо классический экзистенциальный вакуум — потеря смысла жизни , где исковерканное бытие породило исковерканное сознание. Естественно, собственным душевным разладом поэтнаделяет и главного героя поэмы, у которого тоже всё перевернуто с ног на голову:

«Счастье, — говорил он, —
Есть ловкость ума и рук.
Все неловкие души
За несчастных всегда известны.
Это ничего,
Что много мук
Приносят изломанные
И лживые жесты.

В грозы, в бури,
В житейскую стынь,
При тяжелых утратах
И когда тебе грустно,
Казаться улыбчивым и простым —
Самое высшее в мире искусство» .

Вместо того чтобы быть собой, скандальный поэт из поэмы играет себя; натуральное и органическое (свою самость) подменяет напускными вымученным (фальшивой социальной ролью).
А ведь когда-то, в бытность своей юности Есенин не в пример герою поэмы«крепко стоял на ногах », он был «с головой », у него «голова была на плечах ». Так обычно говорят о человеке, который активно строит себя и карьеру, творчески развивается, в жизни которого есть цели, «много прекраснейших мыслей и планов» , который трезво (в прямом и переносном смысле) смотрит на жизнь, у которого всё стабильно и устойчиво. У Есенина всё это было. Его «голова была на месте ».
А на месте это где? На шее.
Я, разумеется, неслучайно привел все эти обороты. Умысел их появления — показать два родственных отношения: первое — шеи к голове, второе — ног к туловищу и человеку в целом.И там, и там имеется общее — функция опоры. При этом «голова на шее» соотносится с «человеком на ногах» как часть и целое.

Теперь же, когда приготовления сделаны, настал момент связать найденное соотношение с близкой сноподобному состоянию иллюзорностью восприятия реальности главным героем поэмы и, соответственно, с психологическим механизмом, посредством которого совершается работа сновидения.
Слово З. Фрейду: «<…>Мы изучали отношения между элементами сновидения и его собственным [содержанием] и установили при этом четыре такие основные отношения: части к целому; приближения, или намека; символического отношения и наглядного изображения слова. <…>
Первым достижением работы сновидения является сгущение (Verdichtung). Под этим мы подразумеваем тот факт, что явное сновидение содержит меньше, чем скрытое, т. е. является своего рода сокращенным переводом последнего. Иногда сгущение может отсутствовать, однако, как правило, оно имеется и очень часто даже чрезмерное. Но никогда не бывает обратного, т. е. чтобы явное сновидение было больше скрытого по объему и содержанию. Сгущение происходит благодаря тому, что: 1) определенные скрытые элементы вообще опускаются; 2) в явное сновидение переходит только часть некоторых комплексов скрытого сновидения; 3) скрытые элементы, имеющие что-то общее, в явном сновидении соединяются, сливаются в одно целое.
Если хотите, то можете сохранить название "сгущение" только для этого последнего процесса» .
Хотим. И видим, что в сноподобном состоянии благодаря работе сгущения «нога» и «шея» за счет функционального сходства легко могут образовывать единый гештальт. В свою очередь, это дает право применительно к человеку, в жизни которого всё нормально («всё на своих местах»), который «крепко стоит на ногах»и у которого «голова на плечах», без каких-либо видимых затруднений употребить образ «нога-шея» или, что то же, «нога шеи».
Однако что сам Есенин к концу жизни, что его прямая проекция — главный герой поэмы — стабильностью не отличались:

Ах, и сам я нынче чтой-то стал нестойкий

Больше того, в жизни обоих всё перевернулось ровно наоборот: встало с ног на голову. А значит, вослед и «нога шеи» должна перевернуться.
Однажды Есенин что-то подобное уже проделывал. Помнится, весной 1920-го года матери одного из детей от него поэт подарил книгу с дарственной надписью: «Надежде Вольпин с надеждой». А спустя примерно полгода на другой книге нечаянно повторился.
«Мне промолчать бы, — писала Надежда, — ведь повторение лишь усиливало смысл. Но я не утерпела и, как бы усмотрев в новой надписи только дешевую игру слов, да еще и вовсе обесцененную повторением, сказала:
— Такую надпись вы мне уже сделали в прошлый раз.
— Дайте книгу! — с сердцем потребовал Есенин и вписал, втиснув перед подписью, добавочную строку. Теперь можно было прочесть:

Надежде Вольпин
с надеждой,
что она не будет больше надеждой.
Сергей Есенин.

— Как это прикажете понимать? — я спросила.
Есенин с вызовом:
— Взял и вывернул» .
Выверт — очень удачный прием. Игра на контрастах была вообще характерна для имаджинистов, кого ни возьми. Особенно, для Мариенгофа . На разные лады использовал контрасты и Есенин.
Вот и «нога шеи» переворачивается. В шестом списке поэмы, выполненном С.А. Толстой-Есениной, «в строке 10 первоначально написано: «Ей на шее-ноге», затем дефис зачеркнут и в слове «ноге» «е» исправлено на «и»»